Сергей Лемешев. "Путь к искусству" (книга выдержала в СССР несколько изданий):
"... В сентябре 1927 года большая группа артистов выехала в Харбин. Я был полон самых розовых надежд, творческих планов, мечтаний — так окрылил меня свердловский опыт. Мне и в голову не приходила мысль, что я могу не справиться или не понравиться на новом месте. Наоборот, я рвался в бой за новые партии, жаждал деятельности, побед...
...Помню, теплым лунным вечером мы приехали в столицу Маньчжурии. Стояла чудесная золотая осень. С вокзала нас повезли в машинах. Я заметил, что едем по левой стороне, и пока размышлял над такой странностью уличного движения (потом я узнал, что это правило для многих зарубежных городов), мы уже подъехали к гостинице «Палас», так, по существу, я и не увидал города. Только утром я смог немного с ним познакомиться.
Театр помещался в заново отстроенной части Харбина, так и называвшейся «Новый город». Почти весь он был застроен небольшими одноэтажными коттеджами, в которых жили советские железнодорожные служащие. Центральная улица напомнила мне московскую Тверскую. Город был вполне европейского типа, со всеми урбанистическими контрастами. Просторные дома, роскошные отели и магазины, банки и другие коммерческие предприятия в центре города и страшная нищета на окраинах, перенаселенных до предела: в каждой комнате этих маленьких тесных домиков жили пятнадцать — двадцать человек, в основном китайцев.
Центр Харбина был заселен главным образом иностранными коммерсантами. Особую и довольно значительную группу составляли русские белоэмигранты, которые имели свои газеты, увеселительные заведения и т. д. В их слепой ненависти ко всему советскому мне пришлось убедиться в первое же утро.
Едва я успел переступить порог отеля и выйти на тротуар, как подъехало такси и шофер на чистейшем русском языке предложил мне свои услуги. Я сел в машину, и моим вниманием завладел город, внешняя жизнь которого резко отличалась от нашей, советской. Шофер начал со мной разговор. Это был человек лет за тридцать, в неопрятной, засаленной куртке и такой же кепке. Узнав, что я из Москвы, он спросил:
— Ну, как там?
— Очень хорошо,— ответил я, ничего не подозревая.
Эти слова его словно прострелили. Он изменился в лице и разразился дикой бранью. Мой таксист оказался бывшим офицером — ярость белоэмигрантов подогревалась русской знатью во главе с великим князем Кириллом. Из Парижа он поздравлял своих беглых земляков с днем рождества, обещая уже следующий-то Новый год обязательно праздновать в России. В ту пору белоэмигранты жили ожиданием краха Советской власти и надеждой на возвращение. Естественно, что мои слова нарушили призрачное равновесие души шофера-эмигранта и привели его в неистовство.
Эта встреча меня насторожила. Я понял, в какой сложной обстановке придется работать, и стал тщательно избегать подобных инцидентов. ..."